Паутина зла - Страница 23


К оглавлению

23

— Не боишься здесь одна ходить? — спросил еще не отошедший от схватки, озиравшийся по сторонам ведун.

— Одна боюсь. Но я же не одна, дядя Олег! — Быстро топоча босыми ножонками, Всеслава безошибочно находила путь в лабиринте совсем крохотных, часто соединяющихся протоками озер.

— Но дорогу-то хорошо знаешь.

— Сюда мужики рыбачить ходят, тут рыбы больше, чем рядом с деревней. Говорят, утки да гуси ее пугают… Воду мутят. А почему рыба уток боится, дядя Олег?

— Не знаю, — вынужден был признать ведун. — Да я вообще много чего не знаю.

— А где ты поршню потерял?

— В лесу… — Олег вдруг вспомнил об отроке, что ушел за секунду до нападения тварей. — Слава, а ты Ратмира не видела?

— Видела, недавно домой пошел. Злился на кого-то! Не на тебя?

— Может, и на меня, — облегченно вздохнул Середин. — Далеко еще?

— Нет, сейчас уже увидишь секретный шалашик. Это я про него Глебу рассказала.

Каждый раз, как Всеслава оборачивалась, Олег снимал руку с эфеса сабли, чтобы не пугать лишний раз ребенка. Озера ему совсем не понравились — уж очень тихие, заросшие, все-таки самое место для русалок. Тропинки вьются вдоль кромки воды, выскочит нечисть какая — не отобьешься. Правда, днем их опасаться вряд ли следовало, да и неповоротливы водные существа на суше. Особенно лоскотухи, с их тюленьими задами и таким же способом передвижения.

Стараниями товарища Ганса-Христиана лоскотух стало принято считать русалками, хотя твари это совершенно разные. Русалки, в коих девицы, утопившиеся из-за несчастной любви, превращаются, по натуре своей мирные, грустные, влюбчивые. Внешне от заурядных женщин почти не отличаются, нередко даже замуж за обычных мужчин выходят. Хотя, говорят, браки такие счастливыми не бывают. А вот полудевки-полурыбы — те девичьим верхом жертву только подманивают. А как зазеваешься — в воду утащат, притопят, чтоб не рыпался, да кровь и высосут. Будешь потом веками по донной тине тварью зеленой ползать да в отместку людей живых за пятки хватать.

— Лоскотух не боишься?

— Не думаем мы о них, — отмахнулась Всеслава. — У нас от Елового леса страху хватает.

— А водяных, анчуток?

— Да что бояться? Мы по одному стараемся не ходить, в воду не лезем, ночью тут не бываем. Вон, смотри! Видишь шалашик?

Если бы Всеслава не показала, Олег мог бы пройти мимо и не заметить шалаша. Низенький, как маленькая, только для сна предназначенная, палатка, крыша заросла травой. Вот показался сам Глеб — раздвинул болотные цветы, помахал рукой.

— Я пойду! — тут же остановилась девочка.

— Куда же ты одна?! Смотри, стемнеет скоро.

— Как куда? Домой, к бабке Луше, надобно помогать ужин готовить. Вон наша деревня-то, гляди! Да не туда, вот туда! На цыпочки встань и увидишь.

Олег повернул голову, вытянул шею и действительно увидел цепочку домов на холме, спускающиеся к озерам огороды. Шалашик от Озерцов отделял бугорок, будто специально набросанный когда-то для маскировки.

— Спрячься! — потребовал Глеб. — Староста увидит, у него же караульные стоят!

— Ну, тогда счастливо тебе до дому добраться, Славушка. — Олег неловко чмокнул девочку в лоб и подсадил на бугор, чтобы малышке не пришлось его огибать вдоль воды.

— Завтра прибегу в горелки играть, дядя Олег! — озорно сообщила Всеслава и исчезла.

— Забирайся с той стороны, — прогудел Глеб. — Тут немного комарики покусывают, но думаю, вытерпишь.

— Уж как-нибудь, — пообещал ведун, позабыв о разутой ноге.

В шалашик он заполз с трудом, места для двух плечистых мужчин оказалось немного. Но печальнее всего, что комары мгновенно обнаружили слабое место в обороне противника и густо облепили босую ступню, которую лежащий в шалаше Олег не мог даже почесать.

— Зачем звал?

— Спасти хотел, — вздохнул Глеб. — Да токмо не пойму: спас али ты сам себя выручил? Где обувку-то потерял?

— Чем спрашивать, лучше бы сапоги мне хорошие сыскал, чтобы с ног не слетали чуть что.

— Сапоги? Знаю я, где много сапог, — протянул Глеб, пожевывая соломинку, и ведун, вспомнив о сундуке, приготовился слушать. — Всеславу я послал тебя искать, потому что больше ни на кого положиться не могу. Она девочка хорошая, а точнее — маленькая пока, глупенькая… Староста на меня зуб точит — за то, что тебя пригласил. Правда, я пригласил больше шуткою да намеком, потому что не верил, что придешь… Да еще старик тот.

— Что — старик?

— Видел я здесь этого старика. То в Овражки ходит, то обратно на тракт. Порой туда — с гостями, а обратно — один. Вот такой старик… Но не о нем речь, а о старосте. Борис серчает на тебя. Думал, что ты как с утра в Еловый лес уйдешь, так уже и не покажешься. Хотел старик уже к обеду новой парой обувки разжиться, пусть и вот такой… Олег, ты мне все-таки расскажи про поршню свою. Шутки шутками, да не до шуток. Мне терять уже совсем нечего.

— Да что ж ты все загадками разговариваешь?! — вскипел Олег, доведенный до неистовства комарами-людоедами. — При чем здесь моя обувь? При чем Борис?

— Расскажи, — повторил Глеб.

— Твари на меня какие-то навалились в лесу, токмо не в Еловом. Недавно совсем, вот и вышло так, что…

— Времени у них не было достаточно, потому тебе и верю. Ладно, пусть так. Обычно-то врут, что в болото забрели или что в нору кротовью они провалились…

— Кто — они?!

— Оборотни. Когда кто-нибудь в Еловом лесу пропадает, то мы уж знаем, что стряслось… — Глеб задумчиво отломил крошку от высунувшегося из-за пазухи у ведуна ломтя, забросил в рот. — На службу их к себе умрун призывает. Ладно бы еще, ежели совсем, вот как Всеславину мать. А некоторые возвращаются в одном сапоге.

23